- Я не сомневался, малыш Киттен. Терпения в тебе ещё меньше, чем здравомыслия. Будь как дома, но не забывай, что ты в гостях.
  Кирей, уже одевшийся, как подобает для сражения, с вежливой улыбкой впустил «гостя», указывая направление. Уличная площадка была достаточно обширной, чтобы устроить там поединок без риска разнести дом или привлечь лишнее внимание окружающих. Вдобавок, это было красиво. Вы только представьте, как прекрасно будет смотреться кровь на снегу…
  Шираюки покачал головой. Опасные мысли.  Он ведь не убивать Кинтаро собрался, в самом деле! Просто задаст юнцу хорошую трёпку. Такую, чтобы надолго запомнил и желания доставать всех встречных-поперечных отпало хоть на время. А может, чем чёрт не шутит, вколотит в эту дурную  голову немного мозгов. Впрочем, на это надежды мало.
  «Малыш Киттен», как немедленно его окрести фавн при встрече, систематически нарывался уже больше недели. С упорством, достойным, прямо скажем, куда лучшего применения, он требовал от лиса поединка. Вот хлебом не корми – дай подраться и всё тут. Зачем?..
  Вот этого Кирей не понимал никогда. Драться без цели, выгоды – просто чтобы подраться. Доказать, что ты, видите ли, лучший. И ладно бы просто подраться – так ещё и покалечить, а то и убить противника. Возможно, Вейл немногим лучше их родного Мистраля, раз такие люди свободно разгуливают по улицам. С другой стороны…кто бы говорил…
  Да и потом (во всяком случае, насколько успел узнать Шираюки) сражался Ниттен всегда честно. И лишь с теми, кто принимал его вызов добровольно. Удара в спину можно было не опасаться, так что если фавн проиграет – то вина в этом будет только его и ничья другая.
- И даже чаю не выпьешь? Где твои манеры, в самом деле? – Покачал головой Шираюки, глядя на то, как парень только что не пританцовывает от нетерпения, сбросив с плеча какой-то ящик. – Не поздоровался, не оценил хозяйское гостеприимство, сходу хочешь мне голову оторвать…
  Лис покачал ушастой головой, забирая «Клык» со стойки и вставляя в рукоять свежую энергоячейку. Нетерпение и агрессия хлестали из соперника фонтаном – бери и пользуйся. Он что, не знает о проявлении  Кирея? Хотя, наверное, не знает – сам фавн охотник его никогда особо не афишировал, а Киттен не выглядит как то, кто долго и упорно выбирает себе цель, выясняя всё о ней возможное.
  Другое дело, что это делало его сильным противником – раз уж дожил до этого дня с таким-то норовом, значит, сражаться умеет. Впрочем, на другое Шираюки и не рассчитывал. «Смотри на самого слабого своего врага, как на десять опытных воинов». А Кинтаро не выглядел слабым.
- Нет, малыш Киттен, это мой сад. Я прихожу сюда медитировать, размышлять…если ты, конечно, знаешь, что это. – С типичной лисьей улыбкой ответил Кирей. – Я знаю, знаю…надеюсь, ты не сильно расстроишься, если я откажу тебе в ответной любезности и постараюсь не отрезать тебе голову? Но, если хочешь составить эпитафию или завещание – я готов подождать. Кто знает, как пройдёт поединок, верно?
  Охотник не шутил. Во всяком случае, сейчас. Бой будет серьёзным и не исключено, что кто-нибудь из них изрядно пострадает, а может и погибнет. Допускать этого, конечно, не хотелось, но и жертвовать собой ради сорвиголовы без тормозов как-то не хотелось. С другой стороны убивать – тоже. Крови на его руках хватает.
  А ещё тогда он лишиться своего «трофея».
- Условие? Ты что, невнимательно слушал меня в первый раз?.. Хотя я не исключаю, что вообще не слушал! Моё условие просто. Ты получаешь то, чего хочешь – бой. Я получаю то, чего хочу я – тебя. Если проиграешь, малыш Киттен, то будешь моим «трофеем» на всю ночь. – С плотоядной улыбкой произнёс Шираюки. – Разумеется, если получится. Но я готов подождать, пока тебя или меня подлатают… Впрочем, я вижу, ты утомлён моим красноречием. Что же, если не раздумал…
  Медленно, с достоинством, Кирей поклонился своему противнику, как того требовал этикет и так же плавно обнажил меч, чтобы и без того напружиненный юнец не напрыгнул на него сходу, сочтя жест за угрозу.
  Затем Шираюки закрыл глаза, глубоко вдохнул, прогоняя лишние мысли, настраиваясь на бой. Так он простоял почти минуту, чувствуя, как растворяется всё мелкое, ненужное, как настрой эмоции Ниттен становятся ЕГО эмоциями и ЕГО настроем. Как он становится сильнее, питаясь ими – понемногу, чтобы противник не заподозрил неладное, растеряв весь свой пыл сразу.
  Чувствуя, как уходит страх и недоверие к себе и своему клинку.
  Заняв стойку и открыв глаза, он с улыбкой произнёс:
- Прости, что заставил ждать. Как только будешь готов.
  «Эх, Шино бы это всё не понравилось…»

Отредактировано Shirayuki Kirei (2017-04-02 23:20:59)

Разумеется, Ниттен не думал ждать и секунды.
  Честно говоря, Шираюки ждал, что буйный охотник бросится на него со своими кастетами (или что это у него?) с места. Тогда бы всё кончилось довольно быстро – аккуратно наколотый на нодачи Кинтаро получил бы ножнами в голову, после чего лёг бы в снежок размышлять о пользе самоконтроля и боевой тактики. При попытке сопротивления (знавал Кирей и таких людей) меч можно было бы деликатно подвернуть в ране, постепенно усиливая боль, ну а если бы всё стало совсем серьёзно – то и включить. Это унимало даже самых отбитых, правда, зачастую, посмертно.
  Но «малыш Киттен» всё же обладал минимальным инстинктом самосохранения и выкинул довольно неожиданный фокус: взмахнув рукой он обрушил свой кулак на заснеженные камни под собой.
  Вспышка. Грохот. Земля под ногами фавна дрогнула, в воздух взметнулся столб земли, дыма, снега, пыли и мелкая каменная крошка, опасная не меньше шрапнели.  Один из острых осколков просвистел рядом с лисом и рассёк ему рукав, оставив на предплечье остро вспыхнувшую и тут же угасшую боль.
  «Ох Ниттен-Киттен, заставлю же я тебя это зализывать!»
  Шираюки не сдал ждать, когда из-под самодельной дымовой завесы появится жаждущий крови противник и спешно ускользнул. Слишком медленный мечник – мечник мёртвый, эту истину ему вколотили ещё в детстве.
  Но что же это было? Кастеты набиты взрывчаткой? Подобное самоубийственное устройство звучало вполне в духе Ниттен. Может быть, просто встроенный огнестрел, который тот навострился использовать подобным образом? Или…Проявление? Нужно выяснить.
  Кинтаро играл агрессивно, рискованно, «не по нотам». Это начинало нравиться Шираюки. Конечно, преимущество в дистанции у него чудовищное, больше руки (конечно, если в кастетах не спрятаны какие-нибудь ножи), но дистанцию нужно ещё и держать.
  Пока это было не сложно. «Малыш Киттен» явно по незнанию, не учёл одного – устроив всё это светопреставление и усыпав аккуратный садик землёй, он скрыл противника от себя самого – но никак не наоборот.
  Разумеется, фавн не видел его так, как видела бы сестра со своим проявлением. Но пульсирующий ком агрессии, который Ниттен из себя представлял, чувствовал прекрасно. Пожалуй, не стоит пожирать её целиком, во всяком случае, до тех пор, пока не дым и пыль не улягутся. Уж очень удачный ориентир.
  Жаль, что площадка усыпана снегом – его скрип под ногами будет слышен. Кроме того, его может выдать позвякивание вериг. А потому лис предпочёл замереть, выжидая, словно охотник у звериной тропы.
  Кинтаро был явно разочарован, но злился ещё сильнее. Крутя головой, он сделал несколько шагов назад, явно стараясь высмотреть  лиса. Притворяется или в самом деле потерялся? Трудно сказать. «Триумф» давал Кирею возможность ощущать лишь негатив, и в его «спектре» парень пылал костром. Об остальных эмоциях оставалось только гадать.
  Глупо отказываться от возможностей, пусть даже рискованных. Припав к земле, Кирей мягко прыгнул вперёд, взмахивая мечом. Старик Коджи называл это «шлемоколом», сам Шираюки – «головорубом». Быстрая атака, рассчитанная в первую очередь на остроту лезвия и резкость взмаха, наносилась самым концом меча, рассекая лоб, темя или затылок. Затем следовал удар рукоятью в голову или шею – на случай, если первый не прошёл или просто для надёжности. Она предназначалась для более короткого, «традиционного» меча, но лис доработал её под себя, добавив второй короткий рывок с ударом коленом.
  Собственно, так всё и было задумано: выверенный прыжок, хлёсткий удар обратной стороной меча (пока ещё есть надежда взять «трофей» живым), добавка коленом, а потом – рукояткой в висок. Быстро, надёжно, красиво.
  Только вот не вышло. Не то сам фавн себя чем-то выдал, не то Ниттен обладал воистину звериными инстинктами: обернувшись в сторону летящего на него соперника, он кувырком кинулся вперёд, уходя от удара. Хорош! Но рану, вернее сказать, порез остриём где-то на лице он всё же получил.
  Пропустив атаку, пусть даже такую пустячную, противник стал осторожнее, а его прямолинейная, хлещущая агрессия, сменилась чем-то другим, более…страшным. Тёмным. Чем-то схожим с чувствами самого Кирея в бою – уродливой, неправильной радостью, пусть и иного толка.
  «Интересно…»
  Пока преимущество внезапности было всё ещё за ним. Нужно его реализовать до того, как дым, пыль и снег окончательно улягутся. Но как? Сейчас противник мог полагаться только на слух. Значит, нужно его обмануть.
  Мягко, почти с нежностью Шираюки вобрал себя гнев и извращённый восторг своего соперника – не целиком, лишь часть. Затем вобрал боль, оставленную своим последним ударом, позволив себе краткий миг восхищения тем, сколь слаба она была. Затем смешал её с полученной энергией.
  А затем влил обратно.
  Этот трюк был одним из самых простых и одновременно – самых надёжных в арсенале охотника. Боль, вспыхивающая в пустячных царапинах и синяках, обычно сбивала людей с толку, заставляла теряться: как тут думать защите или контратаках, если тебя словно второй раз ударили, но уже втрое сильнее? Конечно, можно дать больше, вплоть до шока, но так недолго повредить человека в рассудке, а то и вовсе убить.
  А этого охотнику не хотелось. Во всяком случае, пока.
- Что такое, малыш Киттен? Ты уже убегаешь? – Мягко произнёс Кирей, скользя по снегу, спиралью приближаясь к противнику, отступавшему к краю площадки. – Мы всё ещё может разойтись мирно, знаешь ли. Скажу больше, ты мог бы стать отличным напарником…
  И это было чистой правдой. Кинтаро, словно термоядерный реактор, был полон неиссякаемой, неугасающей агрессии, от которой всё тело лиса наливалось силой, а дыхание невольно сбивалась от восхищения это первобытной, звериной яростью, заполняющей воздух и всё его существо безо всякого поглощения. А уж если её целенаправленно впитывать…
  Параллельно с болтовнёй, фавн сбросил своё кимоно и стащил свободной рукой звенящие вериги. А затем  резким взмахом метнул их в противоположную от себя сторону, резко отступая назад.
  Пятьдесят на пятьдесят. На что попадётся (и попадётся ли?) Кинтаро?

Отредактировано Shirayuki Kirei (2017-04-05 02:32:45)

«Подумать только. Какое хрупкое, нежное эго…»
  Простейшей, элементарной провокации оказалось достаточно, чтобы вывести юнца из равновесия окончательно. Честно сказать, настолько бурная реакция была даже неожиданна.
  Кирей знавал немало людей, встававших на дыбы, при любом намёке на трусость. Некоторые были готовы броситься на целую стаю Гримм в одиночку. Сопляки, начитавшиеся глупых романов, или желающие что-то кому-то доказать…
  Естественно, долго они не жили.  Отвага – это хорошо, до тех пор, пока не переходит границы откровенного безумия. Большинство «храбрецов» либо гибли через пару лет после выпуска, либо, получив первую по-настоящему серьёзную рану довольно быстро одумывались.
  Сам Шираюки такой полоумной отвагой никогда не блистал. Скорее наоборот. В бою главное победить. Или хотя бы выжить, если победить не можешь.  Ну а слава, честь и прочее…уже после. Если первые два пункта ты себе обеспечил.
  Но Кинтаро…этот парень натурально взорвался, вспыхнув перед внутренним взором лиса, точно склад Праха, в который угодил снаряд.  Энергия била из него даже не ключом, а фонтаном – бери и пользуйся!
  И фавн принялся пожирать её – жадно, быстро, словно озверевший от зимнего голода волк, ворвавшийся в овчарню. Это была уже не просто ярость, не просто азарт – сейчас это была настоящая злоба, тёмная, безобразная, замешанная на…боли?.. Не физической, но душевной, что куда страшнее.
  В другое время Кирей бы, пожалуй, не пожалел бы времени дабы разобраться в этом сложном, но вне всяких сомнений, вкусном коктейле, насладится им, посмаковать и поблагодарить «малыша Киттен» за такой деликатес. Сейчас было не до того.
  Ниттен всё-таки попался на «обманку», бросившись за звенящими в воздухе веригами. Впрочем, даже угадай он настоящее местоположение Шираюки это бы не спутало тому планов. В одном случае взбешённого противника ждал бы хлёсткий удар по ногам от припавшего к земле охотника (вдруг Кинтаро начнёт палить из своих кастетов?), в другом же – не менее опасный (правда, менее болезненный) удар в затылок.
  Собственно, именно его он и собирался выполнить. Новый мягкий рывок и стремительная атака…опять прошедшая мимо. Для человека, привыкшего полагаться на грубую силу и «таранный» метод, противник был очень быстр.
  Но всё-таки недостаточно быстр.
  Фавн не собирался играть в пустое благородство. Вылез с голыми руками на меч, да ещё и добровольно – не жди, что противник его отбросит и сойдётся с тобой врукопашную на удобной тебе дистанции. Не говоря уж о том, что если Кинтаро вооружён кастетами (или что там у него? разглядеть лис не успел) победу весьма ускорит  отсечение рук…то есть, хм, их выведение из строя, так сказать. Да, конечно, зачем калечить будущую игрушку, если хватит и небольших ран, а дальше – дело техники, вернее, проявления… Или вывихнуть их?.. Или сломать?.. 
  А ещё Кирей не любил махать клинком вхолостую, а потому, возвращая его для новой атаки, легко, словно даже случайно мазнул не успевшего увернуться Ниттен по предплечью уже лезвием, разорвав рукав плаща и оставив длинный, но неглубокий порез.
  Вот и первая рана.
  Впрочем, она снова ничуть не обескуражила оппонента. Возможно, Кинтаро принимал какие-то стимуляторы перед боем, возможно, как и сам Шираюки обладал высоким болевым порогом, а возможно такова была особенность его ауры или проявления. Какая разница? Хватит самого факта. С такой подпиткой лис мог бы убить его на месте, будь малыш Киттен хоть монахом, гуляющим по углям каждое утро.
  Но сейчас это не входило его в планы (во всяком случае, пока не входило), а драчливый парень уже летел вперёд, полный решимости сравнять счёт и выбить из врага дух. Техника у него была…не то чтобы разнообразная, зато силы и скорости ударам было не занимать. С учётом этого взрывного трюка пропустить хоть один даже в таком состоянии было бы рискованно. Если и не серьёзная травма, то как минимум, потеря преимущества.
  Первый удар фавн отвёл обратной стороной лезвия. От второго пришлось уклоняться, скользнув в сторону. Нельзя, ни в коем случае нельзя было позволять противнику играть на «своей» дистанции. Быстрый, на уровне пояса взмах нодачи заставил Кинтаро отпрыгнуть, дабы сохранить внутренности на месте.
  Наказание последовало незамедлительно. Новый замах был нацелен в голову, но был лишь финтом, за которым следовал косой удар в бедро.  Понимая, что уклониться при такой длине лезвия и на такой  дистанции он уже не сможет, Кинтаро резко вскинул колено.
Кирей успел удивиться странному размену и подосадовать тому, что уже не успеет повернуть меч. Одно дело, сломанное колено, а совсем другое – разрубленное. Это уж точно лишит его заветного «трофея» и поставит крест на всех его вечерне-ночных планах…
  Звяк.
  Вместо ожидаемого хруста костей и звука рвущейся плоти, Шираюки совершенно неожиданно для себя услышал неприятный металлический скрежет, с которым его клинок врезался в ногу Ниттен, распоров штанину.  А ещё во все стороны полетели искры.
  Что это, броня? Но почему на ногах, если атакует он руками?
  Мгновение растерянности едва не стоило лису головы – уж противник-то явно знал, что делает, когда защищался таким своеобразным способом. Конечно, включённый «Клык» разорвал бы и доспехи и ногу без лишних проблем, но вот беда – фавн всё ещё надеялся обойтись малой кровью, за что едва не поплатился, потому что следующим, что Кирей увидел, был стремительно, даже слишком, приближающийся к его лицу кулак.
  Времени на полноценное уклонение или блок не оставалось. Пришлось упасть навзничь, словно в обморок, прямо в снег. В падении Шираюки исхитрился ещё раз резануть Ниттен по ногам, но результат вышел точно таким же – скрежет, звон, искры. Стремительно перекатившись через голову, дабы избежать добивания, лис вскочил на ноги, снова разорвав дистанцию и успев увидеть, как на то место, где только что была его грудь, с размаху опустился кулак.
  Всё вокруг вновь встряхнуло, а дуэлянтов разбросало по площадке, сбив с ног.
  Фавн мысленно выругался, отряхиваясь и поднимаясь. Всё тело ныло и гудело, словно он побывал в центрифуге стиральной машинки, а некогда красивый сад выглядел как зона боевых действий после артобстрела.
  Вдобавок, последняя ошибка едва не стоила ему…ну, может, не жизни, но как минимум красивого лица. Этот удар был в разы мощнее предыдущего. Нужно было заканчивать этот глупый спектакль, лишённый зрителей, пока кто-нибудь не пострадал по-настоящему. Или пока вошедший в раж Кинтаро не разнёс его дом.
- Это был хороший ход, малыш Киттен. – С вежливой улыбкой похвалил своего противника Кирей. – Неожиданный и действительно опасный! Браво. Но поигрались  – и хватит. – Он вскинул ладонь, сложив пальцы «пистолетом», как в детской игре и прицелился в рассечённую руку Ниттен. – Пуф! Ты ранен. Падай!
  С этими словами он вложил в боль от этой раны столько энергии, что обычный человек, да что там человек, даже тренированный охотник моментально потерял бы сознание. Или, на худой конец, принялся бы кататься по земле с криками, пытаясь оторвать, отгрызть себе руку. Главным тут было не перегнуть палку, хотя с этим парнем не помешал бы и запас.

Отредактировано Shirayuki Kirei (2017-04-08 22:32:29)

Ниттен удивился…успел удивиться.
  Потом ему стало не до того.
  Сам Кирей не понаслышке знал, каково это – когда весь твой мир сжимается до одной-единственной точки, которая превращает всё твоё существо в муку. Всё остальное теряет смысл, всё вокруг просто растворяется, сгорает в этом адском огне, становясь настолько незначительным и мелким…
  Но Кинтаро действительно был хорош. Взвыв, он схватился за руку и уставился на неё, не понимая, как может такая рана приносить столько боли. По ощущениям, наверное, как разрез до кости, в который налили кислоты, а то и хуже, но этот тип и не думал падать или просить о пощаде – о нет, шатаясь на подкашивающихся ногах, он пошёл вперёд!
  Шираюки ему не завидовал, но был искренне восхищён железной волей этого человека. Её бы ещё в нужное русло направить, а не в вышибание мозгов всем встречным-поперечным. Честное слово, он бы не стал осуждать даже поединки. Но если ты убиваешь из прихоти, из желания самоутвердится...что же, будь готов быть наказан. На всякую силу, как говорят…
  И вот сейчас был тот самый случай. Так сражаться с лисом – это всё равно, что костёр бензином заливать.
- Тебе не говорили, что нарушать правила нехорошо, малыш Киттен? – Покачав головой, спросил охотник. Вряд ли тот его слышал, но… – Ты ведь не хочешь, чтобы я сказал «ты убит»?
  Сам того не ведая, Ниттен превратился в уроборос, пожирающий собственный хвост. Чем сильнее он зверел, тем сильнее становился Кирей, тем больше боли вливал в его рану. Через два шага к ярости впервые примешался страх, чей небольшой, поначалу уголёк, агония стремительно раздула до настоящей паники.
  И всё равно Кинтаро шёл вперёд, на вихляющих ногах, отказываясь сдаваться. Шираюки лишь вздохнул, когда тот попытался взять его за горло. Ну почему всё должно быть так грубо…
  Фавн с ленцой перехватил дрожащую руку противника и, не церемонясь, заломал её, вывихнув плечо, потом легонько ударил парня сначала рукоятью меча в затылок, а затем, уже с силой – коленом в лицо. Так ведь будет милосерднее, да? Он просто отключится. Хотя, кажется, уже…
  С тяжёлым хлопком упрямый охотник рухнул в снег и больше не поднимался. Лишь после этого лис остановил своё проявление. Хватит. Он победил. Или?..
  Кирей поднял меч, залюбовавшись его блеском на морозном солнце. Ему ничего не стоило отрезать Ниттен голову здесь и сейчас. Или пригвоздить его к земле. Или отсечь руки и ноги. А может, проколоть ему аорту?.. Вскрыть живот?.. Он опустил глаза на поверженного.
Только сейчас  заметил на молодом и красивом лице не то чтобы уродливую, но чуждую, неправильную деталь – механический протез, стальную челюсть.
  «Что, малыш Киттен, не в первый раз тебе соперник не по зубам?»
  Вот и ответ на многие вопросы сам собой нашёлся. Вот откуда этот страх, вот откуда боль, вот откуда столько ярости. Должно быть, неплохо его отделали в прошлом…
  Мужчина усмехнулся и спрятал оружие в ножны. Успеет ещё прикончить этого упрямца, случись что. Сперва прополощет ему мозги, а там решит, что с этим дураком делать. Сам не ангел. И руки отнюдь не белые…может быть, может быть, сумеет найти к нему подход. Не такие уж они и разные, наверное.
  Вдобавок, делать это сейчас – всё равно как выиграть призовой кубок, а потом разбить его, едва получив.
- Не знаю я, что с тобой, идиотом, делать… - В сердцах пнув парня под рёбра, Шираюки снова вздохнул и, подхватив Кинтаро под руку (тяжёлый, скотина!), поволок его в дом. Металлическая челюсть неприятно холодила плечо. В бою на холод он внимания не обращал, а сейчас вот…бррр…
  Интересно. Сколько ещё металла в этом теле? Ноги? Руки? Да нет, руки голые…что, кстати, значит, все эти фокусы с взрывами были всё-таки проявлением. Стоп, не выйдет ли так, что его «трофей» в постели окажется как металлическая балка?! Во всяком случае, целовать его будет…странно. Но интересно!
  Втащив киборга в дом, фавн довольно бесцеремонно бросил его на собственную кровать. Садом он займётся потом, как и уборкой. Пока надо проверить, насколько сильно этот баран искалечился.
  Рана на лбу оказалась пустячной. На таком заживёт, как на собаке, но промыть будет не лишним. А вот скула у Ниттен уже была лиловой - дурной знак. Чёрт, не выбил ли он ему оставшиеся зубы последним ударом...
  Грудь парня представляла собой один большой ушиб. Должно быть, им самим устроенный взрыв его же в первую очередь и приложил. Впрочем, в рёбрах смещений нет, разве что трещины. Забинтовать – и хватит.
  Вот плечо пришлось вправлять. Вывих был нешуточным, кажется, лис слегка перебрал. Ну да ничего, будет уроком. А пока – зафиксировать.
  Разрез на руке был…неприятным. Не то чтобы глубоким, но и не ерундовым, вдобавок, продолжал сочиться кровью, пачкая постель. Не то шить, не то бинтовать…ладно, хватит и тут бинтов. Попутно Кирей не отказал себе в удовольствии попробовать кровь Кинтаро на вкус. Хм…неплохо…
  А вот и самая интересная часть – ноги. Обе были механическими и обе пересекал некрасивый рубец на уровне голени, а одну из них – ещё и на колене, аккурат на шарнире. Мдааа…тут Шираюки не помощник. Хотя на его взгляд, всё было не критично. Механизмы целы, да и ходить Ниттен мог. Поменяет внешние пластины – и готово? Наверное. Надо бы его показать одной знакомой…
  Теперь бы, по-хорошему, забрать всё из сада – в частности тот громадный ящик, который противник с собой приволок, не пойми зачем, но…как бы сам Ниттен не очнулся раньше не времени и не принялся крушить тут всё вокруг без присмотра. Приковать его что ли к постели?

Отредактировано Shirayuki Kirei (2017-04-12 01:02:15)

«Странный парень».
  Кирей всё-таки оставил противника валятся в своей комнате и вышел если не навести хоть какой-то порядок снаружи, то хотя бы забрать своё добро. Без груза вериг и их жалящей боли он чувствовал себя… неуютно. Вдобавок, даже в доме было не настолько жарко, чтобы ходить полуголым. И тут он увидел этот странный громоздкий чемодан. Ааа… Его приволок Ниттен. Что в нём?
  В ящике, судя по звукам и весу было оружие и патроны к нему – но по какой-то причине Кинтаро даже не попытался им воспользоваться. Конечно, посреди схватки ему было не до того, но почему не взять сразу? Эта глупая самоуверенность и штучки в духе «ну хорошо, теперь я зол и буду драться в полную силу!» всегда удивляли Шираюки. Неужели не очевидно, что «потом» может и не наступить? Конечно, в тренировочном бою или спарринге не стоит пытаться снести своему партнёру голову, но  киборг ясно дал понять, что таковым их поединок не считает. В отличие от самого фавна. А раз бьёшься насмерть – то должен стремиться убить?
  Шираюки втащил этот бесполезный чемодан и бросил его в комнату к киборгу как раз в ту самую минутку, когда тот очнулся. Или он сам его случайно разбудил?
– Не успел очнуться – уже чушь городишь. – Лис изогнул брови. – Я же сказал, что не хочу тебя убивать. Тебе мало? Хорошо. Ты мне не враг.
  Повисло долгое, тяжёлое молчание. Ниттен отвернулся и уставился в окно. Кирей не собирался нарушать тишину. Этому юнцу (хотя вряд ли он младше его самого больше чем на год-два) есть о чём подумать.
  Фавн не был дипломированным психологом и уж точно не был добродетелью. Он не испытывал жгучего желания примирить всех вокруг и редко вникал в мотивы людей, желавших его прикончить. Да и было бы во что вникать… Но тут случай особый.
  Шираюки никогда не жалел об убитых им. Каждый, кого он убил, заслужил своей участи. Он помнил каждого из них и совершенно точно знал, кого и за что лишает жизни. Жалел лишь о том, что никак не мог избавиться от кошмаров, в которых мертвецы смотрели на него пустыми глазами. Или ещё хуже – кричали, кричали от боли, которую он причинял им…
  Кинтаро поднял взгляд, высказывая мучавшие его вопросы, и лис без опаски или смущения посмотрел в его глаза.  Какой же он глупый. Хотя, казалось бы, нажив столько шрамов на душе и теле, всякий бы поумнел. Видимо нет.
  Кирей не чувствовал растерянности, как эмоции, своим проявлением – чувствовал лишь злость парня, направленную на себя. Но знал, что тот растерян. Растерян и смущён. И не своим поражением в первую очередь, а его результатом.
– Значит, вернёшься. – Фавн пожал плечами. – Вернёшься и проиграешь снова. И снова вернёшься – и снова проиграешь.  И снова. И снова, снова… Побеждённый не мной, а самим собой… Но наверное, так этого и не поймёшь. А сейчас будь добр замолкнуть и лежать смирно, не тревожа плечо. Отдых тебе нужен, не хорохорься. Кроме того, теперь ты гость в моём доме, так что будь любезен вести себя подобающе.
  Он уже собирался выйти, оставив «малыша Киттен» размышлять в одиночестве, ну а заодно приготовить им обоим поесть и, наверное, позвонить и нанять на выходные какую-нибудь строительную бригаду для уборки в саду, но парень остановил его очередным, поразительным в своей глупости вопросом.
  «А ты не боишься, что тогда я повторю свой маленький трюк, но уже всерьёз? В лучшем случае у тебя не выдержит сердце, а в худшем – ты просто рехнёшься от боли или станешь овощем с выжженным мозгом?»
  Вслух, ясное дело, говорить этого лис не стал. Ни к чему обострять тут обстановку. Не хватало ещё, чтобы Ниттен начал громить дом, в самом деле бросившись на него. Тогда его и впрямь лучше будет убить. Иначе это сделает Шино. А уж за беспорядок в доме она сделает это так, что Кирей предпочёл бы не видеть процесса.
– До чего же ты проблемный. Давай-ка я расскажу тебе маленькую и поучительную сказку о маленьком белом лисе. Будь добр заткнуться и не перебивать, иначе я достану кляп.
  Фавн покачал головой и сел на кровать к своему противнику… Простите, уже гостю. Ещё раз покосившись на его покорёженные протезы, он плотнее запахнул кимоно – не хватало, чтобы тот увидел цепи.
  Он и сам толком не понимал, зачем хочет это рассказать. Может быть, просто хотел выговориться. Может быть, надеялся, что Кинтаро что-нибудь да поймёт из его истории.  Может быть, и то и другое. А может быть, пытался объяснить своё странное решения оставить парня в живых самому себе?
– Жил-был на свете маленький белый лис. Жизнь его не слишком любила, по каким-то никому не известным причинам. Верующий человек сказал бы, что это – испытание богов или наказание за грехи в прошлой жизни, но лисёнок не верил в богов. Точнее, он разуверился в них. Так что будем считать, что ему просто не повезло в жизни...
  Лиса не любил никто. Не потому, что он был плохим или опасным. Просто потому, что он был лисом. Не знавший ни матери, ни отца, он был брошен умирать в лесу от холода и голода.
  Но страшнее всего, что однажды его забрали в своё логово монстры. Как игрушку… или корм, если надоест. Надо ли говорить, что тогда жизнь бедного зверька стала настолько страшна, что он предпочёл бы умереть на морозе? Каждый день, малыш Киттен, лис молился о том, чтобы это закончилось. Смертью или спасением. Ему было всё равно. Но ничего не менялось. Наверное, тогда он и перестал верить  в богов.
  А ещё тогда он впервые вкусил крови. И знаешь, ему понравилось. Это произошло не случайно, нет. Как-то раз, пока одно из чудовищ спало, лисёнок перегрыз ему горло.
  Кирей посмотрел на свои руки, вспоминая, как впервые обагрил их кровью. Это была не вспышка ярости, а хладнокровное, расчётливое убийство. Первое, но далеко не последнее…
– Но однажды, малыш Киттен… – Продолжил Шираюки, прогоняя наваждение. – Однажды в лес пришёл храбрый охотник. Жители окрестностей устали от чудовищ и попросили его очистить лес. Охотник исполнил свой долг. А ещё подобрал маленького, несчастного лисёнка и зачем-то взял его с собой. Наверное, пожалел. К несчастью, храбрый охотник скоро оставил малыша. Он умер, истерзанный зубами чудовищ, едва успев принести зверька домой...
  Но он дал ему семью и новую жизнь. Лис рос, а главное, менялся, окружённый любящими людьми и домашним теплом. Он мечтал стать таким, каким был спасший его человек, и изо всех сил старался сделать это. И всё-то у него было хорошо. А ещё он вдруг понял, как глупо было бы умереть тогда, не встретив этих замечательных людей.
  Но потом, малыш Киттен, чудовища вернулись. Уже другие, дети и потомки тех, первых. Они вернулись, чтобы отомстить.
  Как-то ночью, пока храбрый лис охотился, чтобы прокормить свою семью, они пришли в его дом. Они сожгли его. Отняли его кров, убили его любимую женщину и искалечили его любимую младшую сестрёнку.
  Знаешь, что случилось тогда, малыш Киттен? Тогда белый лис вдруг вспомнил вкус крови и подумал, что тот был хорош. Он вспомнил, что тоже может стать монстром – стоит только захотеть. Стать таким монстром, который будет ещё страшнее, ещё опаснее!  Тогда-то он их накажет!
  Лис так и поступил. Он пришёл в логово чудовищ и разорвал каждого из них в клочья. Его некогда красивая белая шерсть пропиталась кровью и стала красной.
  Теперь отомстил он. Круг замкнулся… чтобы рано или поздно начаться снова.
  Фавн провел ладонью по лицу, словно стирая паутину. Сейчас он чувствовал лишь свою собственную боль, своё собственное отчаяние и свою собственную, жуткую, всепожирающую пустоту внутри.
  «Подумать только, что я делаю! Рассказываю историю своей жизни дурачку, который полчаса назад хотел меня прикончить!»
– Но как ты думаешь, малыш Киттен, воскресла ли его любимая женщина? Восстановился ли дом? Исцелилась ли сестра? Нет, конечно, но тогда лис был слишком глуп, чтобы это понять...
  Да и было уже поздно. В конце концов, он стал тем, кого ненавидел всю свою жизнь, ничего не получив взамен, кроме затихшей боли в своём сердце и сладкого осознания того, что эти чудовища уже никому не причинят вреда.
  Но вот беда… Потом, со временем, боль вернулась. И стала лишь сильнее от осознания того, что он сотворил – не с ними, с собой.
  И сколь бы многих чудовищ лис не загрыз, она не уходила. А затем… Позже, намного позже, он вдруг понял, что, вырвав сердце кому-то другому, он не заполнял им своё. Отнимая у кого-то жизнь, он далеко не всегда делал свою или чью-то ещё лучше. Причиняя другим боль, он испытывал наслаждение и прекращал собственную лишь на тот краткий миг, пока длилась чужая. Но было уже поздно меняться и отмывать красную шерсть добела. Наверное…
– Вот такая грустная сказочка, малыш Киттен. – Вздохнув, закончил фавн. – С очевидной для всех, кроме её героя, моралью. А сейчас давай-ка укладывайся на бочок и отдыхай. Только не на правый бочок, иначе плечо разбередишь. А я приготовлю нам обед.
  Поднявшийся с кровати Кирей уже подошёл к дверям, но замер в них и повернулся к Кинтаро с грустной улыбкой:
– И знаешь, однажды красному лису встретился молодой и глупый барашек с золотистой шёрсткой. Несмотря на разный внешний вид, они были похожи. Наверное, даже слишком. Барашек был ужасно бодлив и задирал каждого встречного, а потом топтал их или забивал рогами. Но вот беда, лис был сильнее и, в конце концов, бедный искусанный барашек упал без сил. Лису ничего не стоило перегрызть самонадеянному дурачку горло, но он вдруг подумал: «Быть может, если я расскажу ему свою историю – он поймёт то, чего когда-то не понял я?».

Отредактировано Shirayuki Kirei (2017-04-10 16:36:55)

– А я не просил тебя со мной сражаться. За все свои ошибки, малыш Киттен, приходится платить. Но если такое объяснение тебя не устраивает, то можно сказать иначе: я пытаю тебя по праву сильного, которое тебе так по душе.
  Весь этот разговор Кинтаро буквально пылал, сгорая заживо на незримом огне. Во всяком случае, так это выглядело для проявления Шираюки. Его боль и его ненависть к лису были намного сильнее, чем тогда, в бою.
  А ещё – страх. Безотчётный, глубокий страх, угнездившийся в душе Ниттен. Он прорастал изнутри, он пустил корни по всему его существу и сейчас пожирал парня изнутри, кормя его ненависть и его боль. Бесконечная, мучительная петля, добровольно наброшенная на шею.
  И чем больше он боялся, чем сильнее мучился старыми ранами, тем сильнее ненавидел человека, который, быть может, впервые за долгие годы заставил его посмотреть внутрь себя. И увиденное заставляло его страдать. Страшнее любых ударов мечом.
  Но хуже всего ему было от осознания, что он уступил фавну и вынужден был терпеть эту пытку от того, кто оказался сильнее. И понимание того, что он не сможет убить своего мучителя, чтобы заставить его замолчать, чтобы навсегда стереть его слова и его голос из своей головы, лишь усугубляли дело. А сделать это ему очень, очень хотелось.
– Больно, верно? – В голосе Кирея не было сочувствия, лишь интерес. – Больнее, чем на площадке?
  Тот, кто не хочет исправлять свои ошибки и учиться на них, достоин наказания за их повторение. Всякий разумный человек, как сказал одни философ, наказывается не за сам проступок. Он наказывается для того, чтобы это проступок не совершался впредь.
  Шираюки познал это на собственной шкуре. И щадить глупца не собирался. Мог лишь помочь, но есть ли смысл рисковать, пытаясь вылечить бешеного зверя, что бросается на руку с лекарством? А ведь лечение может быть… тяжёлым. Не проще ли усыпить?
– Намного больнее, я знаю. И чувствую. Нет ничего хуже мук нравственных, когда-нибудь ты поймёшь и это… может быть. А может быть, уже понял, но сам себе боишься признаться. Странный ты человек. Вроде уже не ребенок, вроде пережил немало, а всё дурак дураком… Да ещё и лжец. Не думай, что этого я не чувствую… Так что лжёшь ты лишь самому себе. Хотя и сам это знаешь, ведь так? Ладно. Хватит с тебя на сегодня. Стой смирно и постарайся не дёргаться и не махать руками. Я помогу. В этот раз.
  Лис вытянул руку и мягко коснулся тонкими пальцами груди Кинтаро, прямо над сердцем.
  На самом деле, его проявлению не требовался контакт – ни тактильный, ни визуальный. Скорее это был… не жест доверия, конечно, но что-то близкое. «Я хочу помочь, и я хочу, чтобы ты это понял» – вот так это можно было бы охарактеризовать.
  Фавн забрал всё, до чего мог только дотянуться. Горе, страх, боль, отчаяние, ненависть… Он пил эту ядовитую смесь, словно вампиры из легенд и страшилок, пил, забирая без остатка и хмелея от неё. Он чувствовал, что дрожит, а его дыхание сбивается. Всё тело наливалось извращённой, неправильной мощью, и видит небо, если бы Шираюки сделал это тогда, в бою – лежать бы Ниттен на площадке без головы. 
– Вот и всё, малыш Киттен. – Изменившимся голосом произнёс Кирей, всё так же печально улыбаясь. – Вот теперь, если хочешь, можешь идти, хотя ты был самым неблагодарным гостем за последние… всегда. Думаю, моя знакомая из Бикона пришьёт тебе новые ножки. Остальное уже по желанию, но на таком, как ты, и само заживёт со временем. Просто не маши руками хотя бы пару дней.
  То, что сделал лис, было, конечно, не совсем помощью. Скорее… как вколоть ударную дозу анальгетика человеку со сквозной дырой в груди. Это убьёт его боль, но не закроет рану. Вдобавок, такая процедура всегда оставляет после себя сосущую, гнетущую пустоту на месте выпитых эмоций и отнятых чувств. Впрочем, так и наркотик оставляет после себя слабость и помутнение рассудка. Но большего Шираюки просто не умел. Во всяком случае, сиюминутно. Хотя души врачевать он тоже не умел, если уж честно…
– Если когда-нибудь ты захочешь сразиться со мной снова – просто скажи. Мои условия, впрочем, останутся прежними… А ещё, пожалуй, в следующий раз делать это будем где-нибудь на пустыре. Уж больно много от тебя убытков. Нет, за этот раз ты платить не будешь, мы же договорились. А остальное… – Улыбка фавна стала лукавой. – Сам решай. Но учти, пока старый долг не отдашь – никаких новых драк не жди.
  Кирей снова покачал головой и отступил от двери, давая пройти. Он всё ещё не совсем понимал, зачем всё это делает и говорит. Может, хочет оправдаться перед собой, искупить грехи перед богами, в которых давным-давно не верил? Да нет, глупо.
  Быть может, хотел просто унизить и уничтожить своего противника ещё и морально? Нет. Таким он был… когда-то.  Сейчас он стал другим. Во всяком случае, в это хотелось верить.
  А может, этот глупый искалеченный душевно и физически парень просто может дать ему что-то в жизни взамен? Может, изменив его, он докажет, что изменился, самому себе?
  Или изменится по-настоящему?

Ниттен вёл себя именно так, как и думал Шираюки.
  Люди, даже те, кто сталкивался с его проявлением или принимал его добровольно, – всегда терялись от происходящего или его последствий. Вдобавок, «откачка» эмоций опустошала их. Отобрав тьму в их душе и сердце, Кирей не мог заполнить её светом – он оставлял после себя лишь пустоту.
  Во всяком случае, если мы говорим про проявление. Эмоции ведь можно менять и иначе. Хм, если подумать, не поэтому ли у него такая куча любовниц и любовников?.. Пожалуй, он никогда не смотрел на это под таким углом. Правда, иногда всё заканчивалось ещё хуже, но…
  Кинтаро всё с таким же потерянным выражением лица смотрел то на свою грудь, то на лиса, то на свой ящик. Он никак не мог понять, куда ушло всё желание оторвать сопернику голову, а главное – куда делась разрывающая его изнутри боль. Так и стоял столбом, то и дело трогая собственную грудь, словно спрашивая себя, не подменил ли в ней чего хитроумный противник.
- Нет. К сожалению или счастью, но нет… Я не вырвал тебе клыки… то есть рога, не волнуйся. Впрочем, не вытащил и жало у тебя из сердца. Надеюсь, ты простишь мне некоторую… высокопарность.
  Фавн снова покачал головой. «Киттен» явно хотел сбежать. Из этого дома и от своего странного, нелогичного противника, который вдруг взялся ему помогать. Словно какая-то притча про монаха и воина, честно слово. Хотя самому Шираюки всегда такие нравились. Учился он, правда, на них не особо.
- Что есть «правильно»? – философски спросил Кирей, пожимая плечами. – Хотя, зуб даю, что ты об этом редко задумывался. Ладно, хватит топтаться в проходе. Если ты раздумал уходить и хочешь передохнуть – ложись. Если ты раздумал уходить, но ложиться не хочешь… давай-ка поговорим серьёзно. А поговорить нам есть о чём. Да не тут, в самом-то деле… – махнув рукой, добавил он. – Не волнуйся. Я не верну тебе то, что забрал. Не могу, а главное – не хочу. Всё, либо укладывайся, либо найди что потеплее из вещей – и идём в сад. Вернее, ты идёшь в сад, а мне… нужно, скажем так, подготовить нашу беседу.
  К концу фразы лиса начал разбирать смех. До чего же забавно выглядел озадаченный и потерянный Ниттен!
– Решайся…
  Разговор им предстоял действительно серьёзный и, весьма вероятно, тяжёлый. Фавн не стал давить на Кинтаро или уговаривать его. Захочет – останется. Нет… Ну, он пытался. Кирей без опаски повернулся к парню спиной и отправился на кухню – что может быть лучше для откровенной беседы в зимнем саду чем крепкий и горячий чай?
  Но слова «барашка» никак не шли из головы. Всё было и проще, и сложнее, чем казалось с самого начала…
  Лишённый боли, страха и злобы, «малыш Киттен» оказался всё-таки способен посмотреть на себя другими глазами, трезвым взглядом. Во всяком случае, отчасти…
  «Ты уже отомстил. А я пока нет».
  Вот оно, собственно, всё, ну или почти всё, что было нужно услышать Шираюки. Ниттен мог сколько угодно говорить о том, что живёт просто ради того, чтобы подраться. Только дело было в другом. Конкретики, он, конечно, не выдал, но суть была ясна. Равно как и его пристрастие драться со всеми подряд обрело смысл.
  Доказать самому себе, что он силён. Естественный отбор, верно? Некоторые люди просто обожали вбивать себе в голову подобный бред. Слабые вымирают, сильные живут. Только вот кто решит, в чём сила, а в чём слабость? Кто решит, в чём ты силён, а в чём слаб?
  Кто-то победил его в прошлом. Кто-то «сильный», и кто-то очень, очень важный для него. И не просто победил, а порвал на куски, причём ещё и буквально – иначе откуда столько железа в этом молодом теле?
  Кто? Друг? Товарищ по команде? Наставник? Бывшая любовь? Брат?
  С тяжёлым вздохом Кирей принялся перебирать чайную листву, выбирая сорт. Подумать только, как же ему повезло с сестрой. Если бы не она, то  мужчина, наверное, давно бы утонул в крови, став таким же… Да нет намного, намного хуже, чем Кинтаро…
  Но что с ним делать? Убеждать? Он не отступится от своего желания, в этом лис был уверен. И, что важнее, пока не был уверен, что он должен от него отступаться. Возмездие, наказание – основа справедливости, и месть, к сожалению, порой единственный её вид.
  Да и не фавну тут наставления давать. Он свой приговор «семье» вынес. И исполнил. Своими руками.
  Но остальные…
  Шираюки не знал, да и не слишком хотел знать, сколько людей до него потерпело поражение в дуэли с этим бараном. Знал только, что всех, или почти всех, он прикончил. Просто так. Не из мести или выгоды, из развлечения или вообще без цели, не задумываясь или не давая себе задумываться. Потому что был уверен, что так надо. Беспечный и глупый злодей.
  Кирею было наплевать на драки. Да что там, пожалуй, он их в целом даже одобрял. Раз так хочется силой помериться и себя испытать – отчего же нет, найди только кого-нибудь себе под стать. Но убивать… вот так… Конечно, среди сражённых Ниттен вне всяких сомнений были мерзавцы и подонки похуже него самого. Быть может, их даже было большинство – в конце концов, поединок всегда был добровольным. Но не все же, в самом деле…
  «Тяжело с тобой будет, ох тяжело…» – наблюдая за тем, как темнеет вода в чайничке, подумал лис.
  Особенно ему. Старик Коджи, Рико, отец... может быть, даже Шино – они бы знали, что делать. Но фавн был неблагодарным учеником и вынес из их уроков не слишком многое. Сплошь «практические умения» и так мало того, что могло бы помочь в подобной ситуации.
  Видимо, придётся справляться своими силами.
  Ниттен всё же ждал его в саду. Кажется, он всё ещё был растерян и не знал, чего ждать от хозяина дома, но не то любопытство, не то желание… Нет, не желание, надежда разобраться в себе заставили его остаться.
– Надеюсь, ты не слишком мёрзнешь с этим железом. – Впрочем, парень всё-таки подобрал, во что закутаться. – Да и сад после всего этого выглядит уже не так умиротворяюще.
  Шираюки поставил поднос с чаем прямо на крыльцо площадки, а затем снял со стены два плетёных коврика. Расстелив циновки, он приглашающе указал на одну из них.
– Присаживайся. Чай, к слову, не сладкий, но если захочешь – вот сахар. – О том, правда, как своеобразная челюсть гостя отреагирует на горячий чай, он не подумал, но не подал виду.
  Кирей скрестил ноги и сел, словно не чувствуя холода. Закалка делала своё дело, да и отголоски чужой энергии всё ещё бурлили в нём и скоро ли затихнут – не ясно. Кинтаро действительно был бы великолепным напарником… и… не только?
– Обычно мы сидим здесь с сестрой: любуемся цветением весны, буйством лета, умиранием осени или хладной белизной зимы. И молча думаем о своём, неспешно наслаждаясь чаем. Или говорим – о чём-то важном, действительно важном. Сегодня ты – мой гость, а потому право выбирать я предоставлю тебе. Не спеши. Вдохни полной грудью, прислушайся, присмотрись, подумай. А потом решай – хочешь ты говорить или нет.

– Я догадываюсь. Но то попробуй. Ради разнообразия.
  Кирей был невозмутим. На медитации и единение с собой он тратил долгие часы с самого детства. Сперва – по велению старика, сидя на камнях под ветром, дождём, в жару и холод, ненавидя его, скрипя зубами и с трудом сдерживаясь от ругами. К чёрту духовный рост, лучше бы научил ещё паре приёмов с мечом!
  Потом, уже в академии… Шираюки начал делать это сам, пугая загулявшиеся парочки и припозднившихся учителей своим силуэтом  в отдалённом углу двора. Это было нужно для того, чтобы обуздать своё проявление, подчинить его. Чужие эмоции и их ощущения (тем более, исключительно негативные) легко могли свести с ума.
  После пожара… Намного позже, размышления, медитация и созерцание помогали лису унять свою боль. Он никогда не был, да и уже, наверное, не станет монахом – из тех, что отвергают всякие привязанности, и страсти, и вообще всё мирское. Привязанность у него была, если подумать, всего одна, зато страстей… Но как избавиться от эгоистичного желания вернуть мёртвых к жизни? Там, за гранью, если это «там» было и где бы оно ни было, их, по крайней мере, уж точно не ждёт новых страданий. Часы, даже минуты в саду помогали это понять.
  Пускай хотя бы на время…
  А ещё – после медитаций почти не снились кошмары. Приходило смирение не только с утратой, но и с самим собой. С содеянным. Но главное – они помогали понять, что, несмотря на прошлое, даже такое, его жизнь ещё не безнадёжна. В первую очередь для него самого.
  Кинтаро снова начинал злиться, но фавн мягко, ненавязчиво поглощал его гнев. Так, чтобы он не заподозрил подвоха. Пусть думает, что его успокаивают красота зимы и хороший чай.
  Не подумав, парень опрокинул в себя сразу полную кружку чая (сразу видно завсегдатая баров) и теперь пыхтел на морозе с высунутым языком, словно собака, пробежавшая полосу препятствий. Кирей позволил себе улыбнуться и снова наполнил кружку гостя.
  И приготовился слушать.
  И чем дольше Ниттен говорил, тем больше в его душе вспыхивали горе и гнев. Потом к ним примешался страх – страх того, что бывший противник, узнавший так много, решит ударить по больному.
  Шираюки забрал и это. Так было нельзя, это было неправильно, почти кощунственно, даже подло – но так было нужно. Если ты можешь оперировать загноившуюся рану под наркозом – сделай это, незачем причинять человеку новую боль вдобавок к той, что он уже пережил.
  А потом, как-то совершенно внезапно, по мере монолога молодого охотника, вдруг понял и главную разницу между ними. Легко и просто, словно до того носил повязку на глазах, подобную той, что была у Шино.
  Кинтаро хотел умереть. Этот ответ был так неожидан и так прост, что лис даже растерялся. Сам он уже забыл это чувство и, если честно, был рад этому.
  Ниттен незачем было жить. Он был гораздо ближе к роботу, чем сам того хотел и осознавал, и дело тут не в механических частях, а в его суждениях: «да/нет», «ноль/единица» и самое главное – своеобразной «программе» в голове. Отомстить! И всё. После этого можно «отключиться» и исчезнуть навсегда.
  Но в парне было достаточно и от человека. Он понимал абсурдность своей идеи, её неправильность. Не головой, конечно, ей-то как раз он себе думать просто не позволял, чтобы не разрушить всё своё существование и не остаться на руинах уютного мирка из мертвецов, стали и пуль. Сердцем.
  А может, наоборот. Может быть, головой он осознавал, насколько уродливо, неправильно его мировоззрение, но жажда мести и боль утраты, гарпуном пробившие грудь, тащили его за собой по извилистой и кровавой дорожке.
  Неизвестно ещё, что хуже…
  И вот эта его сторона искала способ…остановиться. Хоть как-то. И нашла простой и удобный компромисс: не можешь убить себя сам – пусть тебя убьёт кто-то ещё! Кто-то, кто будет сильнее тебя, чтобы было не так обидно умереть. А умирать – и фавн это отлично чувствовал – Кинтаро боялся. Подумать только, как могут опасаться за свою жизнь те, кто привыкли без раздумий отнимать её у других…
– Странное существо – человек, – произнёс Кирей, сделав глоток чая. – Ты пей, пей, не стесняйся, я ничего туда не подмешивал…
  Повисла долгая тишина, нарушаемая лишь свистом ветра и лёгким скрипом деревьев.
  Шираюки думал. Они с Ниттен были похожи меньше, чем ожидал он, но куда больше, чем думал сам киборг. Так похожи…
  В своём «тяжёлом детстве» он видел многое. Как калечат, насилуют, убивают небезразличных ему людей. Или, что было ужаснее всего – ломают их настолько, что они перестают быть людьми, превращаясь или в безвольных овец или в новых чудовищ.
  Он не искал привязанностей – не потому, что боялся потерь, а потому, что боялся, вновь стать их причиной. Лис видел, как погиб его отец. Он сидел у его кровати до последнего вздоха, ненавидя себя за то, что этот человек отдал свою жизнь, чтобы сохранить жизнь ему. Фавн знал из-за кого это случилось. Он знал, кого надеялись убить той летней ночью, когда он потерял дом и свою любовь.
  А ещё он знал, что смог бы спасти и Рико, и Шино. Одну от смерти, а вторую – от увечья. Мог – но не спас. Потому что не успел. Потому что не остался в тот день с ними. Это ли не ошибка? Это ли не слабость?..
  Но вместе с этим… Они такие разные.
  Для него не было никаких противоречий. Он убил бы и старика Коджи, и Сору, и даже Рико, если бы они сотворили то, что сотворила тогда его «семья». Кому-то это может показаться чудовищным, неправильным, но человек, способный на подобное, заслуживал бы возмездия жестокого и очень скорого. Особенно если он был близок к тем, с кем так поступил…
  Страх? Он ушёл. Кирей давно перестал бояться смерти в абстрактном её понимании. Она неизбежна. С ней можно поиграть в прятки, если ты хитёр и ловок, а твой дом – просторен и тёмен, но рано или поздно белокурая красавица «осалит» своей косой и тебя. Конечно, стоит сделать всё, чтобы это произошло как можно позже, но важно понять, что правила этой маленькой игры заданы давным-давно, а менять их не в людских силах…
  Страх Шираюки был другим. Страх лишить кого-то своей жизни, причинить им ту боль, что испытал он, утратив близких. Свою сестру. Напарника. Да и хотя бы одна из многочисленных подружек будет горевать… Это держало на белом свете гораздо крепче, чем просто страх умереть.
  Но самое главное…
  Тогда, в ту страшную ночь, когда в родном городке заговорили про Красного Лиса, фавн шёл убивать – да осознанно, да из мести, да без сожаления и раскаяния. Но все эти смерти были лишь промежуточной целью. Жизнь на них не кончалась.
  Она не кончалась и для Кинтаро. Но он этого не понимал. Ему не только было незачем жить «после» – он не хотел искать то, ради чего можно будет жить. И все эти драки – не только изощрённое самоубийство, но и способ забыться. Такой простой на вид парень был так сложен внутри…
  «Воистину, человек – настоящая коробочка секретов!»
  Лис вздохнул и сделал ещё глоток чая. Как тут поможешь? Сказать: «У тебя есть шанс! Начни жить сначала!»? Он не послушает, а если и послушает – надолго ли его сейчас хватит? Насильно ему красоту жизни и её ценность не покажешь. 
  Убить его здесь и сейчас? Конечно, это избавит беднягу от мучений. Да только сейчас у Кирея уже рука не поднимется. Смерть, может быть, быстрейшее решение, только вот далеко не всегда правильное.
  А ещё – где-то там останется в живых человек, сломавший Кинтаро жизнь. И выживет он по его, Шираюки, вине.
– Девушку себе что ли заведи. Или парня, не знаю уж, кто тебе нравится... Я не сказал «влюбись». Походите на дурацкие свидания, займитесь всякой романтической ерундой, переспи с ней или с ним, в конце концов. Сделай что-то кроме вышибания мозгов. Отвлекись. Мне вот помогло. Стоп, я это вслух сказал? Ладно, проехали... – Кирей помотал головой. – Будем считать, что это своего рода дружеский совет. Столь же хороший, сколь и бесплатный. Речь сейчас не об этом пойдёт…
  Лис сделал несколько больших глотков, допивая чай и смахивая капли с подноса кисточкой. Он не тянул время, собираясь с мыслями – Кирей точно знал, что хочет сказать. Не знал лишь, стоит ли говорить. Не скажет ли он всё это в пустоту? Или, что ещё хуже – не усугубит ли дело?
  Впрочем, при прочих равных, действие всегда виделось ему предпочтительнее бездействия – оно давало шанс.
– Я не святой, Кинтаро. – Кажется, он чуть ли не впервые назвал парня по имени, а не насмешливым, пусть и ласковым прозвищем. – Никогда им не был, не стану и даже не претендую. Если сложить всех, кого я когда-то убил, в одну кучу посреди этой площадки – нам бы не хватило места для драки. И уж поверь, я прекрасно понимаю твою жажду мести. Я не отговариваю тебя. Не мешаю. Напротив, желаю тебе удачи и надеюсь, что ты добьёшься успеха. Я не виню тебя за желание драки. Испытать себя всегда полезно, да и, может, это тебе помогает не хуже, чем мне отношения с очередной подружкой. За что я виню тебя – так это за то, что ты убиваешь. Легко, не задумываясь, без веской на то причины. Привязанности ведут к потерям и мести – истинно так. Но убийства ведут к этому ещё чаще. Отнимая у человека жизнь, ты лишаешь её не только самого убитого – ты лишаешь её всех, кому он был дорог. Иногда на это приходится идти. Но в твоём случае… Ты не думал, сколько людей могут желать смерти тебе? Сколько хотят отомстить?
  Фавн рассмеялся – горьким, колючим смехом. Помолчав ещё с минуту, он сбросил с плеч кимоно и с силой протащил свои цепи вдоль тела, оставляя кровавые полосы на коже. Шрамы от подобного давно сплелись на его теле в густую вязь…
  Физическая боль помогла хоть немного притупить душевную. Медитация помогла бы лучше, но сейчас она была невозможна. Не тогда, когда он смотрел в другого человека, словно в кривое зеркало, и был в ужасе от увиденного. Можно было опустошить себя проявлением – но тогда он не смог бы донести свои мысли до Ниттен, они бы стали пусты и фальшивы, шаблонны и дёшевы.
–У каждого убитого мною мерзавца была мать, и для многих из них он так и остался милым сорванцом. У кого-то из них была любовь, у кого-то – дети. Сколько зла я принёс в этот мир, вскрыв чью-то грудную клетку? Я не знаю. А сколько зла я остановил? Сколько чужих матерей не будут рыдать, сколько судеб не будет сломано, сколько любимых останутся с любящими, сколько детей не потеряю семью? Сколько и те, и другие могли совершить – плохого или хорошего? Я тоже не знаю. Мне хочется верить, что я всё же делаю мир лучше – пусть и таким неправильным способом. По-другому я не умею… только учусь. И вот знаешь… Ты уже спрашивал меня о том, почему я тебя не убил. Вот тебе ещё ответ: я подумал о том, что у тебя может быть кто-то, кто тебе дорог. А ещё я подумал о том, что ты можешь сделать. И решил, что стоит дать тебе шанс. Может быть, это глупо, и через неделю на твою голову повесят контракт. Тогда мне придётся её отрезать, вдребезги разбив свои иллюзии. А может быть, через полгода мы будем сидеть тут после спарринга и любоваться увядающим летом, попивая чай в дружеской атмосфере… Зависит от тебя.
  Кирей снова замолчал. Покрытые инеем вериги холодили его раны, а горячая кровь сбегала вниз, пачкая циновку и крыльцо, расцветая причудливыми багровыми цветами на снегу.
– Откровенность в ответ на откровенность, Кинтаро. Надеюсь, ты не слишком устал слушать.

– Думаю, как минимум одному человеку было бы не всё равно, верно? – Кирей, покачав головой, отпил ещё чаю. – Не считая тебя, конечно… А теперь, пожалуй, и меня?.. – С некоторым сомнением спросил он. Не сколько парня, сколько себя.
  Было в Ниттен что-то… особенное. Не только их схожесть, нет. Что-то вроде… надежды. Слабой такой… А может, Шираюки просто расклеился и стал сентиментальным? Поди разберись сразу… в такой-то обстановке.
  Да и как бы там ни было, а облегчать жизнь человеку, сломавшему чужую и отнявшему ради того ещё несколько, мужчина не собирался.
  «Гость» так и не сказал ему, кто это был, но… наверное, всё-таки наставник. Учитель. А может, что-то большее.
  Почему? Почему были не так важны. Лис бы уверен, что вины самого Ниттен в этом нет. Проявление не давало понимания эмоций, не давало даже ощущения всех эмоций – но ложь фавн разучился раскрывать давным-давно.
  Привязанности – они ведь не всегда… положительные. «Киттен», похоже, этого не понимал. Или не хотел принимать. Но вот беда, она у него была – и сильная. Словно колючая проволока, обмотанная вокруг сердца, и многозубый рыболовный крючок в мозгах.
  Вырваться можно, пожертвовав своей плотью и кровью. Только вот это дьявольски больно, а боли Ниттен боялся. Боялся даже смотреть на то, что его держит. Как нелепо…
  Жалел ли его Кирей? И да, и нет. Как ни крути, а парень сам был виноват в том, что с ним творилось – пусть не целиком, пусть частично, но всё же… Впрочем, главное, в чём он был виновен – в своём нежелании остановиться.
  Но Кинтаро всё ещё был по-своему несчастным человеком, а фавн уже перешагнул через прошлое и через прошлого себя, способного лишь упиваться чужим горем и чужим страданием.
– Ну уж не льсти себе, не тысяче, – Шираюки рассмеялся, пригрозив Ниттен пальцем. – Да и потом… Наверное, не ты один тут непрошибаемый дурак, с которым бессмысленно говорить, но я, знаешь ли, всё ещё надеюсь остановить это… другим путём.
  Лис сделал ещё глоток. Подумать только, если бы не безобразная драка около часа назад и не стынущая на груди и плечах кровь это было бы похоже на дружеский и философский разговор. А ещё – если бы от сказанного порой не становилось настолько больно, что хотелось рвануть на себе вериги ещё раз.
  Но фавн слушал. Внимательно. Не упуская ни слова. Так взломщик слушает сейф, в котором копается отмычкой – не щёлкнет ли замок? Не хрустнула ли сломавшаяся отмычка?
  «Впрочем, с таким, как ты, проще сразу взяться за резак».
– Верно. Тот, кто не боится – то не храбрец, то просто дурак. Но мы боимся смерти по разным причинам. В большинстве своём, сталкиваясь с темнотой и смертью, мы боимся… неизвестности. Мы не знаем, что ждёт нас там, впереди. Ждёт ли хоть что-то? Я же, Кинтаро, боюсь, что моя смерть причинит кому-то другому боль. У тебя… Я не знаю твоих причин и не стану их допытываться – они не так уж важны. Но страх… Он не делает нас живыми. Да, он позволяет нам остаться в живых, но не даёт нам самой жизни. А живыми… Живыми нас делает надежда, которую мы получаем, преодолев его. И именно тот, кто готов броситься навстречу своим страхам и своей смерти, не сбавляя шага, не отводя глаз  – и есть храбрец. А ты… рвёшься умереть, но боишься. И выглядишь, как собака, которая ловит свой хвост. Поймав его, она не получит ничего. Как не получишь и ты, если не найдёшь что-то ещё. Что-то, за чем есть смысл гнаться.
  А потом… А потом, совершенно внезапно для Кирея, Ниттэн пронзило совсем другим, новым страхом – более тёмным, более… мерзким на вкус. Его почти парализовало: даже кружка с недопитым чаем выпала из рук, разбившись вдребезги.
  Страх исчезнуть, как человек. Страх окончательно понять, что ты и вся твоя жизнь были пустышкой. Что она ничего не стоила. Страх в полную силу ощутить свою пустоту. Он терзал Кинтаро даже сильнее, чем ужас перед собственной смертью. И каждая изощрённая попытка самоубийства вкупе с желанием самоутвердится и ощутить вкус жизни, бывший, на деле, лишь вкусом крови, вели его всё дальше и дальше по тёмной дороге.
  Только вот плату с него спросят в конце пути. И будет она такова, что…
– Вот он, замкнутый круг… Да нет-нет, ничего. Я приберу. Но вообще-то, строго говоря, это ТЫ со мной связался, а теперь, сам вот видишь, куда это нас привело. Ты похож на… ожившую марионетку. Кукловод бросил тебя в ящик, поломав шарниры, а ты встал и пытаешься идти. Только вот ты не привык ходить сам, твои ноги сломаны, и ты путаешься в собственных нитях, падая раз за разом, обречённый выполнять одно и то же. Пока однажды одна из нитей не захлестнёт тебе шею. Я не слишком витиевато выражаюсь?..
  Что с ним делать? Предложить помощь? Даже если он её примет – сейчас это станет дорогой в никуда. Нельзя побороть чужой страх, с ним может справиться лишь его «владелец». Нельзя дать кому-то другому смысл своей жизни – это будет обманом.
  И всё же… Всё же этот искалеченный парень не потерян. Не совсем потерян. Шираюки понимал это как никто другой. 
  Глупо надеяться вытащить его из той дыры, в которую он сам себя загнал, за один день. У самого лиса ушёл на подобное не один год. Но, наверное, стоит попытаться не дать ему упасть ещё ниже.
– Но это всё мы отложим на следующий разговор. Я всё же надеюсь, что мы увидимся ещё раз и не как враги. Пока меня волнует более… насущный вопрос. Может, ты сочтёшь меня эгоистом, но я, знаешь ли, всё же хочу успокоить свою совесть и попробовать сделать лучше не только тебя и твою жизнь, но и свою… Ну и всех тех, кого тебе хватит ума задирать. У меня есть простой, в общем-то, вопрос. Зачем ты убиваешь? Только не лги. Я всё равно пойму, если попытаешься. Не торопись. Подумай. И потерпи мою болтовню ещё немного. А потом уже отвечай.
  Фавн провёл по своей груди, стирая кровь из ран, а затем уронил несколько капель в остатки чая. Когда-то он уродовал самого себя чуть ли не каждый день. Физическая боль была реальна. Она отрезвляла, позволяла сфокусироваться на том, что происходит сейчас, а не тонуть в собственной голове, собственных мыслях и собственном горе. Шино бинтовала его. Она плакала, делая это, что причиняло её обожжённым глазам новую боль. Когда Кирей, наконец, это понял, он словно очнулся. От долгого, тягучего кошмара, который никак не хотел заканчиваться. Очень, очень часто твоя боль делает больно кому-то ещё. Так или иначе…
– Не говори со мной о силе. Я знаю, что такое убивать ради силы. Потому что каждый убитый делает меня сильнее. Намного сильнее. Боль, страх, горе, ярость – всё это так, пустяки, на фоне того, что может дать мне смерть…
  Шираюки выдохнул, сделав последний глоток. Было время, когда он ненавидел и себя и свою силу. Безобразную, тёмную, жестокую – не зря же её так назвали, в конце концов! Мог бы бросаться какими-нибудь огненными шарами или бить Гримм молниями. Вместо этого… Вместо этого он и сам был похож на тех, кого должен был убивать. Со временем он принял и это. Оно стало инструментом. Молотком можно забивать гвозди, а можно  – проламывать черепа.
– Ну а тебе? – Чуть дрогнувшим голосом спросил лис. –  Тебе же она приносит лишь эмоции, которые гаснут от силы за день-два. Значит, этот вариант не подходит. Убиваешь из страха, что вернуться? Нет, тоже вздор, если верить тебе самому, ведь это же будет противник, с которым можно будет сразиться снова, который, быть может, будет сильнее! Тогда зачем? Из желания убивать? Нет. Ты глуп, как пробка, и агрессивен, как Гримм, но не безумен. В тебе нет страсти к бессмысленной резне ради резни, тебя влечёт поединок, не убийство – иначе бы не стал дожидаться согласия от своих противников. Тогда что остаётся? Победить можно и без смертей – что я тебе сегодня доказал. Потому что научили? Кто научил, человек, сделавший с тобой...это?
  Снова повисла тишина. Фавн не знал, что ещё сказать. Как донести до этого человека ту простую мысль, что нельзя убивать всех подряд, просто потому, что тебе захотелось. Как объяснить, что снисхождение отличает сильного от слабого, храбреца от труса. Хотя порой требуется смелость, чтобы казнить… А пощада становится признаком труса.
  Всё так сложно и так просто…
– Знаешь, что я увидел, когда убил своего последнего противника? – Вдруг спросил Кирей. – Н-и-ч-е-г-о особенного. Его тело на земле. Свою одежду, пропитанную кровью. Свои руки и свой меч, залитые ею. Знаешь, что я ощутил? Удовлетворение. От того, что выжил, и от того, что моя сестра не будет оплакивать меня на похоронах, и от того, что я сделал, потому что я знал, кого и за что убил. Я ощущал силу – да, она струилась через меня, вольно или невольно… И пустоту, которая эту силу в себя засасывала.
  А ещё – сожаление. Не о том, что я сделал, а о том, что не смог сделать это раньше, и о том, что мне пришлось это сделать в принципе.
  Я убил его не потому, что он не оставил мне выбора. Иногда в сражениях так бывает – убей или умри, тебе ли не знать, но этого человека лишил жизни осознанно. Моему внутреннему зверю  хватило бы и отрезанных пальцев или отсечённого уха. Для победы в бою их тоже обычно хватает – достаточно надавить… Но я разрубил ему плечо, а потом, когда он упал, пытаясь зажать рану, пронзил его насквозь, пригвоздив к земле. Ты можешь сказать «и ты ещё будешь меня учить!»  – и да, я буду тебя учить. Этот человек заслужил много худшей смерти, и я прекрасно это знал – и от заказчика, от «официальных» и не очень источников. Подобных я стараюсь живыми не брать. Не очень-то хочется. Хотя, наверное, каждый заслуживает шанс. И, наверное, всё-таки жаль, что я не каждому готов его дать.
  А теперь вот ты. Глупый, запутавшийся парень. Израненный и душой, и телом. И я щажу тебя потому, что ты похож на меня, и потому, что для тебя ещё не всё потеряно. Пока не всё.
  Попробуй найти ответ на мой вопрос. Не для меня, хотя бы для себя. И… быть может, ты поймёшь, почему я стараюсь тебя научить. Почему стараюсь остановить. Почему хочу, чтобы ты вернулся ко мне – но не с оружием в руках…
  Шираюки каким-то неожиданно естественным жестом положил окровавленную ладонь на плечо Ниттен – словно они были друзьями много лет, и произнёс:
– Не потеряй себя, Кинтаро. Не потеряй себя по пути к своей цели, не увязни в болоте из тел и крови, которое сам же творишь. Остановись. Но главное – не потеряй себя после того, как исполнишь задуманное. И если вдруг, если когда-нибудь тебе нужна будет помощь – с тем или с другим… Возвращайся сюда. Я помогу.

Кинтаро вновь стало страшно. Подумать только, этот парень, без опаски вышедший безоружным против человека с мечом, о котором не знал ровным счётом ничего, рискнувший подставить под «Клык» собственное, пусть и искусственное, тело, сейчас трясся, словно напуганный грозою котёнок…
  Кирей не стал отбирать это. Не стал отбирать и новую боль, которую причинял ему своими словами. Сам он часто представлял, что дорога в будущее подобна  подъёму  в гору – всегда пугает, да и путь наверх порою мучителен. Приходится стирать руки в кровь, мёрзнуть на ледяном ветру. Оступившись, ты упадёшь, скатишься, сломав кости. Уж Шираюки-то знал, с чем сравнить. Старик Коджи хоть раз в неделю, да заставлял его забираться на скалы, будь они трижды неладны…
  На костылях этот путь не пройти. И на чьей-то спине – тоже.
  Но, быть может, если сверху сбросят верёвку, то вскарабкаться будет проще?..
  Ниттен почти трясло. Лис вскрывал его, потрошил – безо всякого меча, одними словами, влезая в его душу, выворачивая наизнанку. Фавн был, наверное, первым за многие, многие годы, с кем Кинтаро смог поговорить вот так – откровенно, почти без лжи, без боевых выкриков и оскорблений. А может быть и просто поговорить…
  «Совсем глупый. Дикий. И одинокий». Как лишившийся семьи пёс, преданный ли ею или потерявший её, вырастает в зверя, страшнее всякого волка, так и Ниттен, лишившийся всего, что было ему дорого… изменился. Не в лучшую сторону. Как когда-то и сам Кирей… Только вот изменились они по-разному.
  Лис не собирался говорить. Не сейчас. Важно было слушать. То, что сейчас кипело в этом глупом юнце, могло выплеснуться наружу, а могло – обрушиться на него самого, сломав его собственный глупый, лишённый смысла, красоты и удобства мирок.
  Кирею действительно было не всё равно – хотя бы потому, что они были слишком, до ужаса похожи в своей боли, своём отчаянии, своих страхах и тенях прошлого, которое было нельзя забыть, а что важнее – нельзя забывать.  Можно перешагнуть, можно искупить, но помнить о его уроках нужно до конца своей жизни. Иначе ты будешь повторять свои ошибки. Снова и снова.
  Парень поднялся на ноги. Он никак не мог поверить в искренность своего бывшего противника. А быть может, боялся в неё поверить. Вдруг Шираюки предаст его, как, без сомнения, его уже предавали; вдруг сказанные им словам – такие красивые, такие правильные – очередной обман, который оставит после себя лишь новые ненужные страдания?
  Лис его понимал. Отчасти. Оттого-то и менял любовниц и любовников, как перчатки, оттого-то у него и не было друзей в подлинном смысле этого слова. Страшно, что они отвернутся, узнав тебя ближе, страшно, что ты потеряешь их – и неважно по какой причине.
  Но…но, быть может, один всё-таки появится?..
  Это так странно. Найти человека, похожего на тебя, который, помимо всего прочего, хочет тебя прикончить – не за какую-то реальную вину, а так, в порядке соревнования (в то время как у тебя к нему совсем другой интерес), потом отделать его в собственном саду, а потом – вправлять ему мозги, после чего сказать: «А знаешь, почему бы нам не стать друзьями?». Театр абсурда, в самом деле! Или какая-нибудь красивая легенда.
  Но что ещё с ним сделать? Отпустить на все четыре вот в таком состоянии? Он сопьётся или покончит с собой. Или, что хуже, начнёт убивать ещё активнее, чтобы забыться. Ведь он никак не мог понять, или принять, что уже и сам не осознает, зачем это делает. Всё, что у него осталось – сладкая, красивая ложь, за которую он так отчаянно цеплялся, не понимая, или, что куда вероятнее, не желания понимать того, что она трещит по швам. Можно закрыть дыру в стене картиной и притвориться, что никакой дыры нет. До тех пор, пока хладное дыхание зимы не начнёт вымораживать твой дом.
  «Как же с тобой трудно», – в очередной раз подумал фавн, качая головой и ставя кружку на поднос. – «Пожалуй, даже труднее, чем было со мной».
– Потому что мне действительно не всё равно. Мне, на самом деле, довольно редко «всё равно», если подумать... Помнишь, ты сказал, что, убив тебя, я спасу тысячу? Как думаешь, сколько я спасу, если спасу тебя от себя самого? Что же, как минимум на одну больше. А я знаю цену жизни. И готов хотя бы попытаться. Я не виню тебя за недоверие – кто я такой, чтобы мне верить? Парень, который только и делает, что терзает тебя – морально ли, физически; человек, который едва не отрезал тебе ноги! Конечно же, ты не обязан верить моим словам, тем более что я, в общем-то, пытаюсь вдолбить в тебя прописные истины! О том, что всё… почти всё можно исправить. О дружбе, о потерях, о надежде, о страхе и о мести… Впрочем, ладно, тут я несколько ушёл от привычной канвы… Но я всё ещё надеюсь, что если и не поверишь мне, то согласишься хотя бы проверить искренность моих слов.
  Кирей поднялся и всплеснул руками – мол, что с меня взять, вот такая я сволочь и дурак. Только, мол, и делаю, что порчу тебе жизнь – сначала в бою победил, а потом ещё и морально растоптал…
– Знаешь, над такими симпатичными людьми я обычно издеваюсь иначе, в чём ты непременно убедишься, если пожелаешь остаться на ночь. – На лицо Шираюки наползла лукавая ухмылка. –   Но перед тем, как… то есть, если ты уйдёшь, позволь я скажу ещё кое-что. Борись с собой, Кинтаро. Каждый день. Каждый час. Иначе станешь собственной жертвой. Ведь боишься-то ты больше всех не меня и не прошлого. Ты боишься самого себя. Оттого и прячешься за своим бестолковым враньём. Других победить всегда проще, я знаю. Но от себя не выйдет сбежать… как бы ни хотелось.
  Снег продолжал падать с небес медленными, тяжёлыми хлопьями.  Он оседал на обнажённом торсе лиса, таял, смешиваясь с кровью и замерзал, образуя причудливые ледяные узоры алого цвета на его теле, веригах, одежде и крыльце. Фавн стёр их и, растопив в ладонях, выпил. А затем, встав с циновки, опустился на колени и низко поклонился Ниттен, как того требовал этикет.
–Прости. За всё, что я сделал с тобой сегодня. А теперь…что ж, я тебя не держу.

Отредактировано Shirayuki Kirei (2017-04-18 17:19:43)